Раздрай — итог парламентских выборов в Германии
Раздрай и шатание на выборах в Германии отражает объективное обстоятельство — куда идти стране неясно. И дело не в пресловутом «образе будущего» — он-то как раз есть, но утопия не предназначена для организации дела, она закрывает пустоту (нищету) плана действий. «Эта картина очень даже полезна. Она дырку на стене закрывает» (с).
Положение Германии характеризует положение Европы в целом. Оккупированная страна в обмен на утрату суверенитета и передачу политики в руки оккупанта (внешнего управляющего) «вознаграждалась» перспективой экономического роста, целью которого был евросоциализм, в Германии — т.н. «социальное государство». От трудящихся предполагалось откупиться ростом уровня потребления, они должны были включиться в гонку роста доходов. Сейчас может показаться, что это единственная модель социализма, однако русский социализм СССР строился прежде всего на росте культурного уровня, народном образовании и здоровье. Уважать в Германии следовало и труд проституток (сенсуальных работников и работниц), в понимание свободы включалось поощрение половых отклонений. Профсоюзы участвовали в управлении предприятиями. При всех отличиях от СССР евросоциализм — и особенно немецкий — требовал планового подхода и обеспечены материального базиса. Германия естественным образом пришла к сближению с СССР в деле надёжного снабжения газом, который стал воздухом экономики — как для промышленности, так и для домохозяйств.
Любопытно, что никто не обсуждает полит-экономическую сущность долгосрочных контрактов на поставку газа. Россию обвиняют в создании политической зависимости Европы. С другой стороны, очевидно желание США забрать газовый рынок Европы себе. Но всё это — механизмы процесса, а в чём сам процесс? Долгосрочные, на десятилетия контракты надёжной поставки универсального энергоносителя, по предсказуемой и приемлемой цене — это оргтехнические инструменты плановой экономики, элементы хозяйственного плана (проекта). Те самые, которые необходимы для строительства социально-производственных систем социалистического типа. Подрыв таких поставок есть подрыв плановых элементов экономики, роли государства в экономике (эти соглашения — межгосударственные), социалистического характера хозяйства.
Это крайне небезобидная вещь. В важнейшем вопросе системного условия хозяйствования, величины энергетической части себестоимости любого товара участники оборота поставлены перед фактом, что они утром не знают, что будет происходить вечером с основой их бизнеса и жизни. Рынок покажет. Как у известных покойных юмористов советских — «вчера были большие, но по пять, сегодня по три, но маленькие». Эта реприза удивительным образом предсказала интеллектуальный уровень «перехода к рынку», который мы испытали на себе в 90-е. А вот теперь это же предлагается пережить Германии и Европе в целом.
Не менее любопытно, что утопия «зелёной экономики» содержит в себе принцип замены сетей энергоснабжения, на локальное производство энергии в пределе в масштабе каждого домовладения. Тепловые насосы, солнечные батареи и проч. При рассмотрении этих идей под полит-экономическим углом зрения, сразу на ум приходит сравнение с анархо-синдикализмом вполне себе русского, кропоткинского разлива. Действительно, энергетическая инфраструктура задаёт неустранимую роль государства в экономике. Причём через гражданскую, а не военно-промышленную составляющую экономики. И те силы, которые хотят устранить государственный элемент из организации хозяйства, должны сломать эти мощные централизованные системы. Ведь сегодня энергетические, коммунальные системы представляют собой аналог великих ирригационных систем на которых строились древние государства-цивилизации.
Атака на газовые контракты полностью аналогична тому, что случилось с французским контрактом на подводные лодки для Австралии. И дело не в лодках, а в том что Франция рассчитывала на долгосрочный доход в несколько десятков миллиардов, на плановое содержание целой отрасли. А оказалось, что этого ресурса никогда не было. Франция заблуждалась.
Всё решил «рынок». Англосаксам эти деньги оказались нужнее. И рассчитывать на них было нельзя. Дело не в «предательстве», а опять-таки в предполагаемом типе хозяйственной, социально-производственной системы.
Мы сегодня понимаем, что основной формой капитала являются города, все остальные формы капитала и частной собственности производны от них, от основного механизма концентрации и ускорения процессов жизни и деятельности. А инфраструктуры — то есть именно территория, а не просто земля (фактор производства как у Маркса) — это и есть основа государства и его системный элемент в народном хозяйстве. Отсюда — наше планирование государственно-частных партнёрств, их баланс. По сути мы стояли в конце 80-х перед проблемой модернизации построенного реального социализма. Это мы сегодня и делаем. Европа тоже оказалась в ситуации необходимости модернизации своей социалистической модели. Однако вместо проекта реорганизации европейская политическая система сориентировалась на «зелёную» утопию. Она может оказаться куда более разрушительной, чем утопия «рынка/демократии».
С этой последней всё более-менее ясно. Эмпирическим доказательством наличия «демократии» являются «протесты». Которые, в свою очередь, построены на массовом стрессе и невротических расстройствах, поскольку люди не знают, что с ними будет. Вместо конкретного плана жизни им предлагают «образ будущего», вот только их в этом будущем нет — это условие утопии. У нас же никак не хотят протестовать, поскольку и незачем, и есть чем заняться.
Зелёная утопия и разрушение надёжных долгосрочных поставок энергоресурсов — это средство расшатывания и анархизации европейского пространства наряду с направлением в Европу потоков мигрантов, для которых нет сферы труда и занятости (не говоря уже об интеграции), поощрением национализма народов, не имеющих исторического опыта и ресурса государственности, разжиганием межконфессиональной розни через противопоставление исламу, приравнивание его к терроризму, проповедью половых извращений с превращением их в обычай и широкую практику.
