Мы требуем, а не предлагаем
Увертюра к текущему предъявлению США требований России прозвучала в ноябре прошлого года:
«Чтобы предотвратить дальнейшие спекуляции, МИД России решил предать гласности первоисточники и опубликовать дипломатическую переписку министра иностранных дел Российской Федерации С.В. Лаврова с главами внешнеполитических ведомств Германии и Франции Х. Маасом и Ж.-И. Ле Дрианом», — сообщила пресс-служба МИДа.
Гласность в официальном информационном обмене очень не понравилась упомянутым странам. Оказалось, они всерьёз рассчитывают, что официальное враньё обнаружено не будет. Во взаимодействии с США по гарантиям безопасности этот эпизод получил развитие и обнаружил существенную информационную уязвимость «партнёров». Они убедительно просят нас (!) сохранить в секрете их письменный официальный ответ на наш запрос. Мы сможем поступить так, как сочтём нужным. А США, мучительно пытаясь избежать потери репутации «властелина мира», теряют её уже одним этим заявлением-просьбой. Что же это за «властелин», который стесняется своих собственных приказов и указаний. Или их в ответе не будет? А будут ещё какие-нибудь просьбы? Уже собственно «субстантивные»?
Требование гарантий или же отказа от их предоставления — это не предложение переговоров. Это оборонительное действие. Мы не ждём предоставления никаких гарантий. Мы отдаём себе отчёт в том, что даже будь они предоставлены в исчерпывающей юридической форме и в полном объёме требований, цена им грош в базарный день. США нарушат любой подписанный ими договор, как только сочтут необходимым. А нам-то нужен реальный отход НАТО и США от наших границ, прекращение внешнего управления Украиной с целью превращения её в орудие против России, прекращение подрывной работы в отношении государств нашей окраины, демонтаж лабораторий, разрабатывающих бактериологическое оружие и далее по списку. Добиться этого одними требованиями вряд ли удастся. Необходима демонстрация силы. Но ею не обязательно должно быть решение украинского вопроса, который сам по себе должен быть решён в обозримом будущем. Нам нужна не Украина, а наша безопасность, комплексная и без изъятий. Украина разумеется должна быть нейтрализована как фактор опасности, но этот фактор не единственный и далеко не главный. Это понимают и на Западе и биться за Украину не собираются. Русскому вторжению (которое по их логике неминуемо — как ответ на их же успешную западную провокацию) собираются препятствовать отнюдь не силой, а всего лишь санкциями, в отношении которых уже ясно и самому Западу — они сначала создают нам трудности, но в итоге придают сил.
Американцам не удастся свести разговор о гарантиях безопасности для России к украинскому вопросу. За восемь лет с начала украинского кризиса 2014 года мы нарастили мощность своей позиции — по вооружениям, диверсификации экономики, импортозамещению, гражданскому присутствию на Донбассе, продвижению вещания за границей. Параллельно происходит неизбежная деградация украинской неконституционной бандеровской власти. Эти наши преимущества неизбежно будут реализованы. Поэтому, хотя украинский вопрос и остаётся важным вопросом российской внешнеполитической повестки, но он перестаёт доминировать в ней, может решаться в плановом порядке, куда и перенесён. Это позволяет перейти к системной постановке вопроса о безопасности России в континентальном масштабе, что и было сделано. Стратегическая перспектива этого процесса — полный уход США из Европы и Японии. Сейчас мы делаем первый шаг этом пути.
Как всегда, западная заносчивость и ложная «привычка побеждать» не допускают и мысли об этом. Что лишает нашего противника важного ресурса и способствует его будущему поражению. Это тоже наше преимущество. Мы знаем, как делать долгую и трудную работу, не отступаясь. Итак, наше требование является оборонительным действием, а не предложением переговоров. Компромисс исключён из нашего требования на старте. Можно принять требование, можно отказаться.
И тот, и другой результат для своей публичной известности не требует публикации официального американского ответа (хотя мы можем его и опубликовать вопреки американской просьбе — если он вообще будет). Ведь мы просто скажем: они отказались. Потому что альтернатива — «они согласились». Что будет немедленным проигрышем статуса и потерей авторитета — каким его представляют себе наши противники. Согласие ведь откроет нам политический путь для давления. Так что согласие будет вряд ли. Да оно нам и не нужно. Оно вообще-то на деле нужно самим американцам — чтобы остановить начатую нами военно-политическую операцию по принуждению к правде. Немедленное согласие сняло бы патовую ситуацию, в которую мы их поставили своим требованием, имеющим характер военной определённости. Но политического субъекта, способного так отреагировать, пойти на тактические жертвы, на той стороне нет. Так что мы получим ожидаемый и необходимый отказ, тем самым официально развязав себе руки (в том числе, и в украинском вопросе тоже).
Первым следствием действий по принуждению к правде стал очевидный эффект обессмысливания и обесценивания всей информационной кампании против России включающей в себя ложные обвинения по малазийскому Боингу, все виды «отравлений» в духе семейства Борджиа. Поскольку речь пошла о грозной реальности войны, на фоне которой все эти измышления становятся совершенной чепухой. На фоне освобождения Сирии, гашения войны Азербайджана и Армении, защиты Казахстана. И что могут сказать и показать по этому вопросу наши американские не-друзья? Если и когда поплывёт доллар (а эта перспектива обсуждается в мире как ближайшая всё более широким спектром людей принадлежащих «узким кругам ограниченных людей»), американские вооружённые силы поплывут вместе с ним. Выживать, как российская армия и флот в 1990-е они не станут. Бессилие в Сирии, бегство из Афганистана — первые мили в этом направлении. А на очереди — Китай с Тайванем.
Прямо сейчас американской стороне ничего не остаётся, как тянуть время, обсуждая сам процесс и процедуру взаимодействия сторон вместо существа поставленных нами вопросов. И просить у нас хотя бы небольшой отсрочки в духе — ну вы сначала вторгнитесь в Украину, а потом уже и говорить ни о чём не придётся. А мы всё не вторгаемся и не вторгаемся.
